Размышления о недавней премьере «Отелло/Україна/Facebook» Стаса Жиркова в театре «Золоті ворота».
Текст: Анна Калугер
Фото: Алексей Товпыга
Только попробуйте после Някрошюса поставить «Отелло» на постсоветском пространстве! Если все же решитесь – обложите ваше театральное детище подушками безопасности, в составе которых – толстый оберточный слой из фейсбучного фейка. И предупредить о нем не забудьте. Пускай обволакивает спектакль, словно кокон, заключая начало и конец в некую смысловую форму.
«Отелло/Україна/Facebook» Стаса Жиркова - такая себе насмешливая иллюстрация того, что бывает после исчезновения факта.
Все вокруг состоит из слухов, выдумок, переписанной истории, которые все множат и множат агонистический фейк, раздувая его до необъятных размеров. Для этого созданы все условия: Павел Арье и Марина Смелянец вербализировали текст Шекспира в форме диалогичного стеба. Такие разговоры можно услышать повсюду – от возмущенного таксиста с Виноградаря, которому не угодили отмененные и новообретенные национальные праздники, до фейсбучной ленты новостей с постом об очередной «зраде». Если прибавить ко всему еще и линию Жиркова, то бишь зацементировать нарочно грубым социальным юмором, - получится трагикомедия о бездонной душе украинского народа. И чем дальше – тем бездоннее.
Начать можно с рассказов беременных женщин о нашей «бюджетной» медицине в духе «еще ни одна баба не осталась на годы с животом, когда-то да вылезет». Продолжить паштетом, фромажем, лямуром и тужуром, издевательски намекая на тот милый факт, что большинство атрибутов «европейского быта» в Украине существуют в формате вульгарных симулякров: «Буланжери» с прошлогодними багетами, магазинов «Шапо» с советскими кандибоберами, «Венских булочек» из обуховской муки. То же касается анатомии каждодневного поведения украинцев, вся пошлость которого проявляется именно в фейсбуке.
Но что самое потрясающее – вся эта дикая насмешка совершенно никого не бесит. С одной стороны – погружаешься в концентрат «украинскости», с его отчаянным хейтерством и мнимым сочувствием. С другой – вместо того, чтобы обидеться, чувствуешь какое-то аномально теплое родство со всеми этими «советскими людьми», что не нашли себе места в «незалежності».
Именно здесь прибивает к стенке главная, пожалуй, мысль спектакля: мы все на дне, выхода нет. А ничто так не объединяет, как общее чувство обреченности.
Что же в этом случае остается? Остается главное оружие сопротивления всякого советского человека – мат и самоирония. Например, можно травить анекдоты об Ульяне Супрун в ее же присутствии, и наблюдать, как она смеется над шутками о себе. Говорить об Иисусе Христе, который родился на Галичині и проживает по адресу Ленина 10. Утверждать, что весь мир берет начало с Украины. А та чем дальше, тем все больше становится похожей на девочку, которой никто «лайков» не поставил.
Действие спектакля считывается максимально оперативно. Это визуализация такого себе нового способа коммуникации – с посылом, что воспринимается моментально, и с такой же моментальной (и вполне ожидаемой) одобрительной реакцией.
Театральное пространство таким образом приобретает черты фейсбучной аккаунт-политики, находясь в активном режиме социальной репрезентации.
Ведь оно не может не быть воспринятым. За последние годы все эти сцены в государственных больницах с бесплатной медициной, с толпами обиженных на переименования улиц превратились в устойчивые национальные архетипы, и иначе как обыденно уже не воспринимаются. Так же как и шутки про геев и сценки со шлепаньем по ягодицам, напоминающие выступления Артема Полежаки в «Купидоне».
Оказываешься в том неудобном положении, когда не одобрить происходящее просто нельзя. Давайте будем последовательны. Раз уж нравится конструировать свой трепетный фейсбучный образ интроверта-интеллектуала, то и это издевательское шутовство должно быть по вкусу. В противном случае обнаруживаешь себя в неприятной ситуации собственной искусственности.
Все это какая-то постискренность, недотрепет. Даже когда звучат рассказы с намеком на откровенность – им невозможно поверить, потому что все это заведомо ради фейсбучных «лайков».
Но есть и совершенно другая линия спектакля, которая явно выбивается из общего полотна: «Голодомор – Холокост». Ведь вокруг Холокоста формируется целая мифологема европейской истории, «пункт вечного оправдания», равно как и вокруг его украинского эквивалента - Голодомора. Это самый продуктивный центр наших исторических мифологем, при чем всеоправдывающий, что особенно важно. Методика фейсбука вездесуща. Ведь посмотрите: она даже на уровне официальных исторических нарративов действует, и вполне успешно. Но именно здесь обнаруживается, вероятно, самая неожиданная, в пределах этого спектакля, метафора. Скрежет тарелок по стене и безмолвные мужчины - должно быть, единственный момент предельно прозрачной скорби, без издевательски-шуточных примесей. Кажется, что если превратить голод в звук – он будет именно таким. В нем нет нарицательства, нет пафоса национальной трагедии - это безликий отклик человека. Но в этом одном звуке несравнимо больше, чем в километрах отснятого документального кино.
«Отелло» Стаса Жиркова существует между двумя пограничными состояниями. Их разница просто истерична. Но все же сейчас в Украине сложно найти спектакль, наиболее подходящий под определение «моментального снимка страны».
Таким же свойством обладали «Сталкеры» Жиркова - самое точное и ясное свидетельство постмайданного времени. Проблема только в одном. Если за четыре года проблематика «Сталкеров» эволюционировала в проблематику «Отелло», то выводы не слишком приятны. Потому что когда наивное и отчаянное переживание жизни превращается в тяжелое осознание комизма своей мнимой трагичности, почти невозможно с полной уверенностью воскликнуть: «Я живой!».