'Голиаф': поэма без героя

О новом проекте театра "Мизантроп" по комиксу Тома Голда, премьера которого состоялась в декабре.

Текст: Анна Калугер Фото: Павел Алдошин

У искусства в Украине сложились особенно трепетные отношения со словом «инновации». Его использование не только мешает взвешенно оценивать то или иное произведение, но и в принципе якобы призвано все оправдать.

Именно поэтому невозможно обойти вниманием спектакль «Голиаф» театра «Мизантроп», который был создан совместно с Тeleport 360. При анонсировании премьеры в СМИ главные акценты были расставлены в пределах принципиальной инновативности спектакля. Все как бы ново: впервые спектакль на основе комикса, впервые Том Голд, впервые действие происходит в бассейне, да и сам спектакль срежиссирован по Скайпу. К тому же, – трогательный факт, - театр «Мизантроп» впервые делает спектакль «для всей семьи». Но насколько определение «инновационный» можно считать исчерпывающим по отношению к этому спектаклю? Каков Голиаф здесь и кого таковым считать сейчас в Украине? И почему авторы спектакля называют свою работу антимилитариской?

Начнем с инновативности. Подобные эксперименты с водой в Киеве делали в 1993 году, в спектакле “Яго” Виталия Малахова, где бассейн в Институте физкультуры был символическим очертанием военного корабля. Вода же у «Мизантропа» во многом – прием, радующий глаз сам по себе. С одной стороны, с помощью воды транслируют текстовую составляющую в спич-бабблах (что создает невероятное чувство ожившего комикса). С другой стороны, вода – источник бликов в пространстве Тeleport 360 и вообще может выполнять любую декоративную (в брассовском понимании) функцию, быть чем угодно. Такую роль, тем не менее, вряд ли можно назвать необходимой функциональной составляющей.

Главная задача зрителя на протяжении часа – успевать читать реплики персонажей. Это единственный залог понимания происходящего, поскольку в самом спектакле речь не звучит. Но если с первого ряда, где все сидят в дождевиках, это легко осуществимо, то с последнего, третьего, зритель вынужден постоянно приподниматься, чтобы не потерять нить происходящего.

Сюжет сценического произведения балансирует между двумя разными историями о Давиде и Голиафе – Ветхозаветной и комиксной.

Сразу необходимо заметить, что знания Библейского первоисточника недостаточно. Нужно читать комикс Голда, чтобы увидеть в этих 60-ти минутах немого беккетовского ожидания бездейственную и апатичную фигуру великана.

Собственно, это и есть главный вектор изменения: от библейской истории, сфокусированной на борьбе израильтян и филистимлян, кровожадности Голиафа и ловкости Давида – до голдовской интерпретации, напрочь лишенной библейского пафоса. Голиаф Мощицкого, в свою очередь, похож на одинокого героя, которого явно все достало. В комиксе Тома Голда это превосходный клерк, которому все невдомек, с какой стати он должен исполнять полномочия героя, да и вообще заниматься чем-то. Голдовский великан только то и делает, что пытается совладать с реальностью, которая по непонятным для него причинам заставляет его быть активным. Единственное, на что у него хватает сил – это лениво проговаривать «Спасибо Богу, что ничего не произошло». А ведь и правда, по большому счету, ничего не происходит.

Основной источник динамики в спектакле – музыка Дмитрия Саратского. Она одна, кажется, формирует событийную канву спектакля.

Вот тут и возникает одно из главных сомнений: способны ли дети, на которых этот спектакль тоже рассчитан, 60 минут наблюдать за театральным комиксом, в котором картинки не сменяют друг друга по щелчку каждые 3-5 минут? А ведь это один из важных, если не главный, залог внимания детской аудитории.

Созерцать медитативное действо в течении часа способны скорее «опытные» театральные зрители, у которых хватит терпения. Интересным был сам эксперимент команды «Мизантропа», который состоит в том, чтобы разделить «уровни считывания» театрального материала. Дети скорее всего будут больше увлечены комиксом, нежели концептуальным наполнением, в то же время взрослые зрители смогут себе позволить поиграться смысловыми вариациями библейского мифа. Необходимо признать, что Голд и Мощицкий – невероятно гармоничная пара, так как то, что у них получилось – такой себе издевательский микс серьезного и нелепого.

К последнему в спектакле следовало бы отнести забавный пример самоцитирования, когда вместо комиксового короля появляется Король Убю в узнаваемом красном спортивном костюмчике, произносящий такое же узнаваемое слово «Дерьмо» – не так давно мы его видели в одноименном спектакле И.М.

Ведь голдовский Голиаф отказывается участвовать в битве отнюдь не из пацифистских убеждений, а из соображения куда более приземленного характера, которые можно свести к простой, грубой формуле “Я что тут, самый лысый?”

Возникает удивительная ситуация, когда герой попросту отказывается быть героем. Именно в этом наиболее последовательно воплощается антимилитаристкий посыл «Голиафа».

В стране, которая находиться в состоянии войны, этим спектаклем запускают механизм антигероизации, такого себе «расколдовывания» отечественного информационного пространства, которое будто бы из одних героев и состоит.

По сути «Голиаф» стал пространством открытых вопросов, артикулирования которых сейчас мало кто ожидал. Требование времени быть героем – это что, такой подвид нового гуманизма? Что останется от геройства, если оставить от него лишь его социальные атрибуты, а поступки свести к образам этих поступков? Ответов может быть и должно быть множество, но в данном случае получается такой: зло банально, победа проста, а страх не заслуживает таковым называться.